Хель интригующе, изящно прекрасна странной, мертвой красотой. Но насколько Богиня Подземного мира великолепна, настолько же она и ужасающа. С глазами, недостойными богини, с неживой улыбкой, обнажающей блестящие зубы, и черными трещинами на ее слишком белом лице.
Она напоминает залам Асгарда о потерянном боге, о Хаосе, что породил ее. И все они склоняют головы перед ней, расступаясь и открывая дорогу к царскому трону. Все они съеживаются от страха, когда она проходит мимо, и все они будут шептаться за дверями, защищенными самыми мощными заклятиями. И делают они это потому, что она – Смерть, а ее отец – Хаос. И они всегда будут страшиться их.
Этот весенний день для Асгарда – день триумфа. Их золотой принц, их единственный принц, женится на смертной, повлиявшей на принца в лучшую сторону и помогшей ему стать тем вождем, на которого они бы смотрели с благоговением и гордостью.
А Хель на их ‘лучшую сторону’ кривится словно от зубной боли и закрывает глаза, всего лишь на секундочку – кровавая улыбка, бездыханное тело и дорожки алой крови, струящейся к ее ногам – это успевает промелькнуть, прежде чем она снова стоит в чертогах Асгарда, ослепляемая золотым блеском.
“Ты звал меня, сын Одина”, - ее голос отражает то могущество, которым ее наделил отец, и проносится по тронному залу громогласным звоном. Мурашки пробегают по спинам грозных Асов.
“Сегодня счастливейший день, племянница! Я женюсь на прекрасной Леди Джейн”.
Хель поджимает губы, и трещинки на ее лице углубляются. Она не любит, когда ей напоминают о родстве с сиятельной семьей Асгарда. У нее никого не осталось в живых. И никого больше не будет.
“И я прошу тебя, свою племянницу, о даре бессмертия моей возлюбленной жене”.
Вон оно что. Хель поднимает глаза на смертную. Крошечная брюнетка с карими глазами и живой улыбкой. Но она умна, и у нее яркое и храброе сердце. Женщина смотрит на нее в очарованном ужасе, глядит на правую часть лица, на черную руку. Смертная. Их так легко ввести в заблуждение.
“Твое желание будет исполнено, дядя”.
Новая царица Асгарда проглатывает искру, отданную ей Хель, и смотрит, как мягкий свет растекается по ее телу, чувствует, как тепло обволакивает ее всю. Она жмурится и благодарно улыбается этой половинчатой богине.
“Не стоит благодарить, о Царица. Приняв этот подарок, вы сделали мне приятно”, говорит Хель и растворяется, словно ее и не было в золотых чертогах Асгарда.
За горизонтом слышан первый раскат грома.
***
Хель любит свой мир, тихий и бездонный. Но больше всего ее сердцу милы ее люди, не заслужившие Валгаллы, но достойные покоя, который она и дарует каждому пришедшему.
Валгалла обещана героям и храбрецам. Валгалла – земля, где золотые воины продолжат свои традиции: поют о великих свершениях прошлого, размахивая чарками и проливая вино на пол; сотрясают воздух своим смехом, который подобен грому; и никогда не умирают.
А свою землю Хель называет обетованной. Дни умирают тихо, ночь накрывает всех воздушным, теплым одеялом. И ночи исчезают бесследно, когда возрождается белое солнце, дарящее им свет. Воздух наполнен не запахом мертвечины, а благоуханием сотен тысяч крошечных цветов, радующих взгляд своей невзрачностью и простотой. И люди здесь умирают, тихо, во сне. А их вечные сущности обретают новую жизнь. Они умирают и рождаются, рождаются и умирают под вечным белым солнцем.
Но есть и другая причина, по которой Хельхейм ей столь любим, - здесь живет ее семья: загубленный Фенрир, утопленный Ёрмунганд, искалеченный Слейпнир, убитый отец. Именно к их небольшому жилищу у неподвижных вод озера Минне и приходит Хель после полета в Асгард. Она слышит удивленный вскрик Ёрмунганда, хриплый и радостный смех Фенрира, тихую просьбу отца и хлопотливое бормотание Слейпнира. Это дом.
А за домом есть сад, и Хель оберегает его как зеницу ока, потому что там растут диковиной красоты растения, чьи сочные плоды сверкают словно звезды, теплым и мягким золотом. Мертвым, кто съел хоть кусочек, эти плоды дарят вечный покой, а живым – вечную жизнь, полную пламенных, безудержных страстей, наполняющих душу, сердце и мысли; уводящих за собой в бездну, где поджидает, обнажая клыки, черное безумие, и спасения нет.
***
Она слышит бездны, взывающие к ней и молящие спуститься к ним. Она чувствует их одиночество, безысходность, и в ответ тихо шепчет: «я иду».
Но Джейн останавливают стальные руки, из которых, сколько не бейся о них, сколько не вгрызайся в них, сколько не пытайся их сломать, разорвать, уничтожить, она вырваться не может. Но она знает, что когда-нибудь эти руки будут далеко, защищать величественный золотой Асгард, на который она смотреть не может, чье сияние заставляет ее глаза слезиться. И вот тогда она прыгнет в бездны, чтобы им уже больше никогда не было одиноко.