Гилберт встречает ее в заснеженных землях дикарей.
Он, совсем еще ребенок, убежал от своего занудного учителя и заблудился, забрел в дальние земли неверных, куда каждому истинному католику путь закрыт, потому что оттуда не возвращаются. Говорят, живет там ведьма с глазами цвета зимнего неба (Гилберт смотрит на чистое голубое небо и не верит, что такие глаза могут быть хоть у одной живой души, пусть и волшебной), которая пленяет странников: некоторых она запирает в гробах из хрусталя, а других превращает в ледяные статуи, которые все видят, все слышат и верно шепчут темные секреты на ухо своей королеве.
Но Гилберт в ведьм не верит. Абсурд и ересь. Эти дикари пытаются запугать их, отпугнуть от своих земель рассказами о демонах и ведьмах, которых так страшится верный христианин.
А потом из белой мглы появляется женщина с королевской посадкой головы и летящей походкой, и Гилберт замирает, пораженный.
На ней белоснежная одежда, расшитая голубым серебром, длинные волосы струятся словно прохладная вода, а ее взгляд вонзается ему в душу, не щадя и не заботясь о том, что он теперь никогда не сможет сомкнуть глаз, не вспомнив цвет небесных аквамаринов.
- Что ты здесь делаешь, малыш? - спрашивает она, наклоняясь к нему так близко, что он мог бы протянуть руку и проверить, так ли мягки ее волосы, как они выглядят.
‘Я не малыш,’ – хочет он привычно возразить, но замирает, пораженный тем, что это было сказано не в укор его малому возрасту. С алых губ прозвучало это ласково и не обидно, не так, как у Вислы, жены вождя.
- Я заблудился, госпожа, - он склоняет голову и пытается не выглядеть испуганным маленьким мальчиком, потерявшим дорогу домой.
Женщина смеется, и Гилберту чудится, будто он слышит любимый перезвон колокольчиков, которыми играет блудный ветер.
- Вот оно что, - говорит она, распрямляясь. – Тогда пойдем, я провожу тебя.
Ему жуть как не хочется возвращаться к племени и слушать их учения о том, как ему стоит вести себя, как ему стоит жить, чтобы стать великой силой. Маленькому Гилберту хочется остаться здесь, с королевой (никем другим эта женщина-мираж и быть не могла) и слушать ее смех, похожий на озорной звон нежного хрусталя.
- Ты еще слишком мал, дитя. - Она нежно треплет его по волосам и указывает за деревья, где слышится голос учителя. – Иди на голос своего книжника, и ты найдешь путь домой.
Гилберт кидает взгляд на деревья, и его пальцы неожиданно сжимаются в кулак. Он вздрагивает и поворачивается туда, где только что стояла снежная красавица. Но она растаяла, оставив на память белый камешек в зажатом кулачке Гилберта.
***
Во второй раз он видит ее на льду, стоящей в стороне от варварского войска еретиков. Она все так же невообразимо хороша неестественной красотой самой зимы. Она улыбается ему, а Гилберт дотрагивается до кольца, где в оковы из серебра заключен тот самый камень.
И терпит поражение от Белой ведьмы, которая даже не шевельнулась, только по чертятам в глазах можно было сказать, что треснувший лед - ее рук дело.
- Еще слишком юн, - доносится до его ушей. – Твое время не настало.
А потом они встречаются еще раз и еще раз. И сколько бы она не говорила, что он не готов, что он слишком молод и горяч, что его время еще не пришло, надежда, что когда-нибудь она сочтет его достойным остаться с ней навсегда, продолжала теплиться в его сердце.
***
- Я так глупа, - шепчет она, и губы у нее сладкие, хоть и изо льда. – Не заметила, что ты леденеешь…
- Не говори так, - Гилберт сжимает ее руку и заходится в кашле.
- Я не заслужила тебя, потому что отталкивала. Ты так хорошо ко мне относился, а я…
- Ты ни в чем не виновата. Это я был глуп, - Прусс кривится и целует ее бледные пальчики.
- Я убиваю все хорошее.
А глаза у нее больше не цвета неба, думает Гилберт, они цвета фиалок на снегу.
- Ничего со мной не остается. Абсолютно ничего.
Последний раз он видит свою Снежную Королеву в декабре 1989.