2.
В комнате тяжелый воздух, засмоленные потолки и подушки, насквозь провонявшие «Реемтсма».
Сколько он сидит в этой комнатке? Долго. Так долго, что он помнит только тень от влажных губ, призрачные прикосновения, затихающее эхо стонов и полубезумные мольбы.
Здесь темно и жарко, но руки у Франциска трясутся: он всех их чувствует, всех их видит, и его раздирает, тошнит, ему мерзко и холодно, и стыдно, он ликует и упивается отмщением – и все это не его. А что он? А он пуст, и только грани сознания окрашены в цвет тоски – грязно-серый с багровыми разводами.
Протяжно скрипит дверь. И щелкает переключатель.
На пороге - Артур в форме с иголочки. Артур, которого он не вспоминал, которого он не хочет видеть. Артур-победитель, Артур-освободитель, Артур-завоеватель. Зачем ты пришел? Что тебе надо на моей земле? Уходи, уходи, уходи!… Один сменил другого.
Из Франциска вырывается смешок, короткий, нервный, изломанный, с хрипатцой.
- Что встал? – хрипит Франциск, разводя руки, позволяя прохудившемуся одеялу соскользнуть с острых плеч, открыв глазам Артура болезненную негу. – Бери.
В руках серебром отливает нож, и золотом блестят на полу отрезанные пряди.